Образовательный проект Леонида Некина

Главная > Образование > Критика школы >

<< Назад  |   Оглавление  |   Далее >>

Хвала учебе — проклятье школе

7.4. Уроки педагогики от великого мастера

Система Макаренко с самого начала была обречена на гибель и ей никогда не суждено возродиться — но вовсе не потому, что она плоха, и не потому, что она устарела. Наоборот, она и сейчас до неприличия хороша и актуальна. Спросите у обитателей нынешних детских домов и исправительных учреждений, спросите у иных детей, живущих с родителями: не хотели бы они переселиться в колонию, подобную той, которая описана в «Педагогической поэме» — и у вас не будет отбоя от желающих. Спросите у молодых, честолюбивых выпускников педагогических вузов, не мечтают ли они о том, чтобы попробовать себя в роли организатора и руководителя такой колонии — и к вам выстроится длинная очередь из новых макаренок. Только всем этим желаниям и мечтам не суждено сбыться. Глубинная причина, как вы, конечно, уже догадались, состоит в том, что система Макаренко находится в вопиющем противоречии с самым первым, самым главным критерием приемлемости. Она терпит сокрушительную неудачу, когда речь заходит о выполнении главной задачи всякого современного воспитательно-образовательного учреждения — об изоляции ребенка от производительного труда и от знаний, позволяющих приносить заработок.

Напомню, что запрет на детский труд — это есть достижение мирового рабочего движения, направленное на устранение конкуренции со стороны малолеток, портящих цены на рынке рабочей силы. Еще в меньшей степени склонны частные предприниматели и государственные управленцы терпеть у себя под носом полностью самостоятельную макаренковскую коммуну — из детей ли, из взрослых — где царят достаток и порядок, где жизнь, труд и учеба неразделимы и наполнены смыслом, где двери во внешний мир раскрыты нараспашку, где процветают искусства и творчество — и это при том, что рабочий день тут длится всего лишь четыре часа. Такая коммуна, если она вдруг по недосмотру возникнет, сразу же станет центром притяжения многочисленных инспекций и будет очень быстро прикрыта — скажем, под предлогом отеческой заботы о самих коммунарах, из-за несоблюдения каких-нибудь норм, якобы призванных защищать их же собственные интересы. А если случится чудо и инспекторы не выявят поначалу никаких нарушений — так ведь ничто не мешает принять новые нормы и ужесточить старые.

Нетрудно догадаться, на чью сторону встанут представители официальной педагогики. Они-то как раз и будут подводить теоретическую базу под новые невыполнимые нормы. Педагогика — это такая наука, которая, наряду с детскими образовательными учреждениями, полностью находится под контролем государственных чиновников. Она вроде бы ставит перед собой благородные задачи, однако, вместо того чтобы их успешно решать, лишь извергает потоки ученого словоблудия. Весь смысл ее существования — именно в ее безуспешности. Благодаря этому непосвященный обыватель пребывает в полезной иллюзии, что, уж коли сама наука педагогика не может справиться со своими задачами, так, значит, они и вообще неразрешимы. Но иногда — в годы всеобщей разрухи и безвременья — случается конфуз, и молодой, наивный педагог вроде Макаренко, оставленный без должного присмотра, принимает пустые слова о своей благородной миссии за чистую монету, и вуаля — цели, провозглашенные педагогикой, оказываются достигнуты.

Он гордо примеривает на себе лавры первооткрывателя, считая себя основателем какой-нибудь совершенно новой школы воспитания, и никак не может понять, отчего это высокое педагогическое начальство, вместо того чтобы восторженно рукоплескать, сердито хмурит брови и объявляет его замечательные методы, ведущие к верному успеху, никуда не годными.

Может быть, это из-за зависти? Нет, это не зависть, это — профессионализм. Педагогика существует не для того, чтобы достигать успехов, а для того, чтобы служить ширмой, покрывающей их отсутствие. Макаренко, этот наивный выскочка-первооткрыватель, ей как кость в горле. Она сделает всё, чтобы погубить его дело, изгнать из профессии, сжить со свету. Разве что потом, после его смерти, она, так и быть, припишет себе его заслуги, причислит его к лику святых и похлопочет, чтобы его именем назвали несколько улиц и тюрьму для малолеток. Она, пожалуй, даже начнет нахваливать его методы, отмечая при этом, что они были хороши только для своей эпохи, и строго следя за тем, чтобы они никогда и нигде больше не применялись.

Иногда приходится слышать, что макаренковские колонии-коммуны погибли лишь по той причине, что самоуправление, лежащее в их основе, оказалось несовместимо с единолично-репрессивным стилем сталинского руководства. И потому не надо винить огульно всю педагогику вообще, а единственно — ее сталинскую разновидность. Спору нет — всё дело именно в несовместимости. Но сталинская педагогика уже давно канула в вечность, на смену ей пришла педагогика развитого социализма, а теперь вот и буржуазная педагогика (в ее отечественной интерпретации), а несовместимость как была, так и осталась.

Весьма показательно, что к слову «педагогика» очень легко липнут всякие довески-прилагательные вроде «сталинская», или «социалистическая», или «буржуазная». Это верный признак того, что педагогика, сколько бы она ни рядилась в ученые одежды, никакой объективной наукой на самом деле не является. К истинным наукам такие довески приклеиваются очень плохо. Мы, прямо скажем, не часто слышим такие понятия, как «сталинская тригонометрия» или «буржуазная электродинамика».

Педагогика — это не что иное, как идеология, которая, подобно всякой современной идеологии, выдает себя за науку. Ее подлинная задача — обосновать правильность политики государства по отношению к несовершеннолетним гражданам. Разве можно себе представить, чтобы мудрые государственные руководители — будь то при социализме или капитализме — допустили бы такое устройство детских учреждений, которое бы не было оптимальным с научной точки зрения? Разумеется, нет! Дети — это святое. Поэтому, господа ученые, не забывайте о том, с чьих рук вы кормитесь, и приведите-ка вашу науку в соответствие с требованиями времени!

В качестве квинтэссенции достижений сегодняшней педагогики может служить современный детский дом. Здесь, в отличие от семьи, весь процесс воспитания, до самой последней мелочи, находится в руках дипломированных специалистов. Изоляция детей от какой-либо полезной деятельности доведена тут до абсолютной степени — вплоть до того, что выпускник детдома не умеет обращаться с обычной кухонной плитой и не способен самостоятельно поджарить себе яичницу, поскольку, в согласии с действующими инструкциями, к приготовлению пищи он до сих пор не допускался.

Ребенку в детдоме позволено лишь поглощать блага, перепадающие от государственных щедрот, но ни в коем случае не производить что-нибудь от себя. Он вынужден влачить бессмысленное существование комнатной собачки, и это, пожалуй, еще страшнее, чем остаться без родительской заботы и ласки. Ведь если бы не запрет на полезную деятельность, то перед воспитанниками открывалась бы тысяча возможностей наполнить свою жизнь радостью и смыслом. Речь даже не о том, чтобы сеять хлеб или работать на собственном заводе по производству фотоаппаратов. Но раз уж под одной крышей собралось много детей самых разных возрастов, то они бы могли бы по крайней мере посвятить свое время тому, чтобы заботиться друг о друге. Они могли бы организоваться в большую семью, где старшие играли бы роль родителей по отношению к младшим. Шестнадцатилетние, к примеру, вполне могли бы обучать шестилетних чтению и письму, а десятилетние — нянчиться и тискаться с грудничками. Здоровые дети могли бы ухаживать за инвалидами. К моменту выпуска детдомовцы владели бы уже всеми мыслимыми педагогическими специальностями и были бы желанными работниками во всех школах и детских садах.

Только, спрашивается: нужны ли такие конкуренты обладателям дипломов педагогических вузов? И кому тогда достанутся 120 тысяч рублей в месяц [1] (приблизительно три средние зарплаты), которые государство тратит в среднем на содержание одного детдомовского ребенка? Нет, конкуренты никому не нужны и никакой воспитатель никогда не откажется от своего заработка в пользу воспитанника (если он, конечно, не одержим высокой идеей коммунистического или — на современный манер — буржуазного воспитания). А потому воспитанник вылупляется из детдома этаким беспомощным бесперым птенцом, приученным к иждивенчеству и совершенно неприспособленным к самостоятельной взрослой жизни. Теперь он нуждается в том, что на научном языке называется «постинтернатная социальная адаптация». Этим занимается особый, очень интересный раздел современной педагогики, богатый материалом для написания диссертаций.

На этом фоне Макаренко смотрится, конечно, как не пришей кобыле хвост. Давайте прямо скажем: так называемые великие педагоги — будь то Макаренко или Монтессори — никакими педагогами на самом деле не являются, настолько далеко в стороне стоят они от общего русла педагогической деятельности. Оказавшись в царстве лицемерия, они по ошибке приняли показные цели за настоящие, и их достижения есть не что иное, как капитальный сбой системы, обусловленный очень необычным стечением обстоятельств.

Система общественного образования устроена так, что даже непосредственных исполнителей она вводит в заблуждение насчет своих подлинных целей. Она заманивает в свои ряды простаков, рассказывая им сказки о почетном благородном труде педагога, а потом ставит их в такие условия, при которых они занимаются не тем, на что они сами рассчитывали, а тем, что нужно от них самой системе. Многочисленные сбои при такой постановке дела, конечно, неизбежны. То здесь, то там объявляются упрямцы, которые, несмотря на все препоны, ставят частные интересы своих учеников выше интересов своего могучего работодателя, государства. Но на таких непонятливых исполнителей всегда есть управа. Их успехи оказываются кратковременными и локальными и в конце концов бесследно сходят на нет.

И только считанным единицам удается в обход педагогического сообщества громко раструбить о себе всему миру. Для этого надо, будучи по совместительству талантливым писателем, написать шедевр мировой литературы или, владея даром блестящего оратора, более сорока лет разъезжать с лекциями по всему свету. Тогда система, вовсе не думая перенимать их методы, возведет их в ранг своих величайших героев и будет использовать их славу в качестве приманки для вербовки всё новых исполнителей. Этим и исчерпывается их влияние на педагогическое мышление в последующих поколениях.

_____________

29.11.2021

 

 

Вопросы и комментарии

12 августа, 2023 - 05:17

Наталья

Это для меня нечто новое. Скажите, пожалуйста, есть ли кто-то, кто изучив наследие Макаренко и пообщавшись с его учениками, написал бы не художественное произведение, а дал бы анализ и методы работы Антона Семеновича?

12 августа, 2023 - 17:56

Леонид Некин

Леонид Некин's picture

Есть целая наука макаренковедение, и ее представители наперебой анализируют наследие великого педагога, но тут вряд ли можно дать вам какую-то рекомендацию, не зная, что конкретно вас интересует. Идеи, изложенные выше на этой страницы, ни откуда не переписаны и, вероятно, представлены только здесь. Это, конечно, не такие идеи, которые можно поместить в какую-нибудь диссертацию, если соискатель хочет защититься.

 Ответить